Старинные русские ноты
золотого века фортепиано
Старинные русские ноты
золотого века фортепиано
Александр Вертинский
«Ариетки Пьеро»
Оригинальные песенки
«Ариетки Пьеро»
Оригинальные песенки
в первых изданиях 1917 года
«Лиловый негр»
Слова и музыка А. Вертинского
Слова и музыка А. Вертинского
Москва, собственность издателя «Торговый дом Детлаф и Компания», из серии «Популярные песенки в исполнении Вертинского»
Выпуск 1917 года
«Маленький креольчик» (1)
Королеве экрана Вере Холодной
Королеве экрана Вере Холодной
Москва, издатель Борис Андржеевский, «Прогрессивные новости» (№ 153), Новослободская улица, проезд Пыховых, дом № 4, кв. № 7, из серии «Печальные песенки А. Вертинского»
Выпуск 1917 года
«Маленький креольчик» (2)
Москва, издатель Борис Андржеевский, «Прогрессивные новости» (№ 153), Новослободская улица, проезд Пыховых, дом № 4, кв. № 7, из серии «Печальные песенки А. Вертинского»
Выпуск 1917 года
«Попугай Флобер» (Жамэ)
Москва, издание Торгового дома Детлаф и Компания, из серии «Популярные песенки в исполнении Вертинского»
Выпуск 1917 года
«Песенка о трёх пажах»
Москва, издательство «Прогрессивные новости» Б. Л. Андржеевского, выпуск № 3 из серии «Песенки А. Н. Вертинского, Ариетки Пьеро»
Выпуск 1917 года
«То, что я должен сказать»
[«На смерть юнкеров»]
[«На смерть юнкеров»]
Москва, собственность издателя «Прогрессивные новости» Б. Л. Андржеевского (№ 300), Новослободская улица, проезд Пыховых, дом № 4, кв. № 7
Выпуск 1917 года
«Минуточка»
Москва, издательство «Прогрессивные новости» Б. Л. Андржеевского, выпуск № 1 из серии «Песенки А. Н. Вертинского»
Выпуск 1917 года
«Ваши пальцы пахнут ладаном»
Москва, собственность издателя «Торговый дом Детлаф и Компания», из серии «Популярные песенки в исполнении Вертинского»
Выпуск 1917 года
«Дым без огня»
Москва, издатель Борис Андржеевский, «Прогрессивные новости» (№ 153), Новослободская улица, проезд Пыховых, дом № 4, кв. № 7, из серии «Печальные песенки А. Вертинского»
Выпуск 1917 года
«Колыбельная»
Лидочке Джонсон
Лидочке Джонсон
Москва, собственность издателя «Торговый дом Детлаф и Компания», из серии «Популярные песенки в исполнении Вертинского»
Выпуск 1917 года
«Бал Господен»
Ростов-на-Дону, издатель Андрей Дидерихс (преемник Наследников Леонтия Адлера), выпуск № 13 из серии «А. Н. Вертинский. Новые песенки»
Выпуск 1917 или 1918 гг.
«Пёс Дуглас»
Москва, собственность издателя «Торговый дом «Детлаф и Компания», Петровка, №№ 5 и 11
Выпуск 1917 года
«Кокаинетка»
Москва, издательство «Прогрессивные новости» Б. Л. Андржеевского, выпуск № 8 из серии «Песенки А. Н. Вертинского»
Выпуск 1917 года
Печальные песенки А. Вертинского
«Лиловый негр»
Одно из первых изданий Александра Вертинского с портретом автора в образе Пьеро выпущено во время Первой мировой войны, в период Февральской революции 1917 года. В более раннем издании Андржеевского эта песенка посвящена актрисе немого кино Вере Холодной, однако, в данном выпуске текст такого посвящения отсутствует.
Интересно, что этот самый известный романс Вертинского исполняет Владимир Высоцкий (в роли капитана Жеглова) в фильме «Место встречи изменить нельзя» (1979) под собственный аккомпанемент на фортепиано.
Также довольно забавно, что первые три ноты мелодии («Где-вы-теперь») совпадают с началом «Первого концерта для фортепиано с оркестром» Петра Ильича Чайковского.
Где вы теперь?
Кто вам целует пальцы?
Куда ушёл ваш китайчонок Ли?
Вы, кажется, потом любили португальца,
А, может быть, с малайцем вы ушли?
В последний раз
Я видел вас так близко,
В пролёты улиц вас умчал авто.
Мне снилось, что теперь
В притонах Сан-Франциско
Лиловый негр
Вам подаёт манто.
Интересно, что этот самый известный романс Вертинского исполняет Владимир Высоцкий (в роли капитана Жеглова) в фильме «Место встречи изменить нельзя» (1979) под собственный аккомпанемент на фортепиано.
Также довольно забавно, что первые три ноты мелодии («Где-вы-теперь») совпадают с началом «Первого концерта для фортепиано с оркестром» Петра Ильича Чайковского.
Где вы теперь?
Кто вам целует пальцы?
Куда ушёл ваш китайчонок Ли?
Вы, кажется, потом любили португальца,
А, может быть, с малайцем вы ушли?
В последний раз
Я видел вас так близко,
В пролёты улиц вас умчал авто.
Мне снилось, что теперь
В притонах Сан-Франциско
Лиловый негр
Вам подаёт манто.
«Маленький креольчик»
Королеве экрана Вере Холодной
Королеве экрана Вере Холодной
Ах, где же ты, мой маленький креольчик,
Мой смуглый принц с Антильских островов,
Мой маленький китайский колокольчик,
Капризный как дитя, как песенка без слов.
Такой беспомощный, как дикий одуванчик,
Такой изысканный, изящный и простой,
Как пуст без вас мой старый балаганчик,
Как бледен ваш Пьеро, как плачет он порой.
Куда же вы ушли, мой маленький креольчик,
Мой смуглый принц с Антильских островов,
Мой маленький китайский колокольчик,
Капризный как духи, как песенка без слов.
Мой смуглый принц с Антильских островов,
Мой маленький китайский колокольчик,
Капризный как дитя, как песенка без слов.
Такой беспомощный, как дикий одуванчик,
Такой изысканный, изящный и простой,
Как пуст без вас мой старый балаганчик,
Как бледен ваш Пьеро, как плачет он порой.
Куда же вы ушли, мой маленький креольчик,
Мой смуглый принц с Антильских островов,
Мой маленький китайский колокольчик,
Капризный как духи, как песенка без слов.
«Попугай Флобер» (Jamais)
Одно из первых изданий Вертинского — песенка Jamais (фр. никогда) — интересно тем, что автором в тексте назван не Вертинский, а Пьеро — его сценический образ. Кроме того, обложка отпечатана в чёрно-белом варианте (все остальные выпуски красно-черно-белые). Вероятно, из-за дефицита военного времени и Февральской революции в нотопечатне Гроссе на Большой Спасской в этот момент закончилась красная краска.
Я помню эту ночь.
Вы плакали, малютка.
Из Ваших синих подведённых глаз
В бокал вина скатился вдруг алмаз,
И много много раз
Я вспоминал давным-давно, давным-давно
Ушедшую минутку.
На креслах в комнатах
Белеют Ваши блузки.
Вот Вы ушли.., и день так пуст и сер...
Грустит в углу Ваш попугай Флобер,
Он говорит «Jamais»..,
Он всё твердит «Jamais, jamais, jamais, jamais»...
И плачет по-французски.
Я помню эту ночь.
Вы плакали, малютка.
Из Ваших синих подведённых глаз
В бокал вина скатился вдруг алмаз,
И много много раз
Я вспоминал давным-давно, давным-давно
Ушедшую минутку.
На креслах в комнатах
Белеют Ваши блузки.
Вот Вы ушли.., и день так пуст и сер...
Грустит в углу Ваш попугай Флобер,
Он говорит «Jamais»..,
Он всё твердит «Jamais, jamais, jamais, jamais»...
И плачет по-французски.
«Песенка о трёх пажах»
на слова Тэсси
на слова Тэсси
Три юных пажа покидали
Навеки свой берег родной,
В глазах у них слёзы блистали,
И горек был ветер морской.
В глазах у них слёзы блистали,
И горек был ветер морской.
— Люблю белокурые косы! —
Так первый, рыдая, сказал! —
Уйду в глубину под утёсы,
Где блещет бушующий вал!
Забыть белокурые косы! —
Так первый, рыдая, сказал.
Второй отвечал без волненья:
— Я ненависть в сердце таю,
Уйду я теперь для отмщенья,
И чёрные очи сгублю.
Уйду я теперь для отмщенья,
И чёрные очи сгублю.
А третий любил королеву,
Он молча пошёл умирать.
Не мог он ни ласке, ни гневу
Любимое имя придать.
Кто любит свою королеву,
Тот молча идёт умирать.
Навеки свой берег родной,
В глазах у них слёзы блистали,
И горек был ветер морской.
В глазах у них слёзы блистали,
И горек был ветер морской.
— Люблю белокурые косы! —
Так первый, рыдая, сказал! —
Уйду в глубину под утёсы,
Где блещет бушующий вал!
Забыть белокурые косы! —
Так первый, рыдая, сказал.
Второй отвечал без волненья:
— Я ненависть в сердце таю,
Уйду я теперь для отмщенья,
И чёрные очи сгублю.
Уйду я теперь для отмщенья,
И чёрные очи сгублю.
А третий любил королеву,
Он молча пошёл умирать.
Не мог он ни ласке, ни гневу
Любимое имя придать.
Кто любит свою королеву,
Тот молча идёт умирать.
«То, что я должен сказать»
Я не знаю зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и не нужно
Опустили их в вечный покой.
Осторожные зрители молча кутались в шубы,
И какая-то женщина с искажённым лицом
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом.
Забросали их ёлками, замесили их грязью,
И пошли по домам под шумок толковать,
Что пора положить бы конец безобразию,
Что и так уже скоро мы начнём голодать.
И никто не додумался просто стать на колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги — это только ступени
В бесконечные пропасти к недоступной Весне.
Я не знаю зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть не дрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и не нужно
Опустили их в вечный покой.
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и не нужно
Опустили их в вечный покой.
Осторожные зрители молча кутались в шубы,
И какая-то женщина с искажённым лицом
Целовала покойника в посиневшие губы
И швырнула в священника обручальным кольцом.
Забросали их ёлками, замесили их грязью,
И пошли по домам под шумок толковать,
Что пора положить бы конец безобразию,
Что и так уже скоро мы начнём голодать.
И никто не додумался просто стать на колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги — это только ступени
В бесконечные пропасти к недоступной Весне.
Я не знаю зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть не дрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и не нужно
Опустили их в вечный покой.
«Минуточка»
В своей первой (по списку выпущенных нот) очаровательной песенке Вертинский, кажется, поместил всю философию счастья, несчастья и любви. От этих слов, как и от самой жизни, можно и плакать, и смеяться одновременно.
Ах, солнечным, солнечным маем,
На пляже встречаясь тайком,
С Lu-lu мы как дети мечтаем,
Мы солнцем пьяны, как вином.
У моря за старенькой будкой
Lu-lu с обезьянкой шалит,
Меня называет «Минуткой»
И мне постоянно твердит:
Ну, погоди, ну, погоди, Минуточка,
Ну, погоди, мой мальчик-пай,
Ведь любовь наша только шуточка,
Это выдумал глупый май!
Ведь любовь наша только шуточка,
Это выдумал глупый май.
Мы в августе горе скрываем
И, в парке прощаясь тайком,
С Lu-lu мы как дети рыдаем
Холодным и пасмурным днём.
Я плачу, как глупый ребёнок,
И, голосом милым звеня,
Ласкаясь ко мне как котёнок,
Lu-lu утешает меня:
Ну, погоди, да ну, не плачь, Минуточка,
Да ну, не плачь, мой мальчик-пай!
Твои слёзы ведь тоже шуточка,
Это выдумал глупый май,
Твои слёзы ведь тоже шуточка,
Это выдумал глупый май!
Ах, солнечным, солнечным маем,
На пляже встречаясь тайком,
С Lu-lu мы как дети мечтаем,
Мы солнцем пьяны, как вином.
У моря за старенькой будкой
Lu-lu с обезьянкой шалит,
Меня называет «Минуткой»
И мне постоянно твердит:
Ну, погоди, ну, погоди, Минуточка,
Ну, погоди, мой мальчик-пай,
Ведь любовь наша только шуточка,
Это выдумал глупый май!
Ведь любовь наша только шуточка,
Это выдумал глупый май.
Мы в августе горе скрываем
И, в парке прощаясь тайком,
С Lu-lu мы как дети рыдаем
Холодным и пасмурным днём.
Я плачу, как глупый ребёнок,
И, голосом милым звеня,
Ласкаясь ко мне как котёнок,
Lu-lu утешает меня:
Ну, погоди, да ну, не плачь, Минуточка,
Да ну, не плачь, мой мальчик-пай!
Твои слёзы ведь тоже шуточка,
Это выдумал глупый май,
Твои слёзы ведь тоже шуточка,
Это выдумал глупый май!
«Ваши пальцы пахнут ладаном»
Печальная песенка Вертинского представлена в одном из первых московских изданий. Вероятно, это второе издание.
Существует версия, что этот леденящий душу романс был посвящен рано умершей в 1919 году актрисе немого кино Вере Холодной, вместе с которой Вертинский снимался в кино. Возможно, романс посвящен какому-то экранному трагическому образу Веры Холодной. Странная и неожиданная смерть 25-летней актрисы породила множество слухов и легенд.
Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам,
Никого теперь не жаль.
И когда весенней вестницей
Вы пойдёте в синий край
Вас Господь по белой лестнице
Поведёт в свой светлый рай.
Тихо шепчет дьякон седенький,
За поклоном бьёт поклон.
И метёт бородкой реденькой
Вековую пыль с икон.
Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам,
Никого теперь не жаль.
Существует версия, что этот леденящий душу романс был посвящен рано умершей в 1919 году актрисе немого кино Вере Холодной, вместе с которой Вертинский снимался в кино. Возможно, романс посвящен какому-то экранному трагическому образу Веры Холодной. Странная и неожиданная смерть 25-летней актрисы породила множество слухов и легенд.
Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам,
Никого теперь не жаль.
И когда весенней вестницей
Вы пойдёте в синий край
Вас Господь по белой лестнице
Поведёт в свой светлый рай.
Тихо шепчет дьякон седенький,
За поклоном бьёт поклон.
И метёт бородкой реденькой
Вековую пыль с икон.
Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам,
Никого теперь не жаль.
«Дым без огня»
В нотах — одно из первых изданий знаменитого романса Вертинского с его жизненным кредо: «Не молиться, а эти же песенки петь».
Здесь зима... На деревьях цветут снеговые улыбки...
Я не верю, что в эту страну забредёт Рождество.
По утрам твой комичный maestro так печально играет на скрипке,
И в снегах голубых за окном мне поёт Божество.
Мне когда-то хотелось иметь золотого ребёнка,
А теперь я мечтаю уйти в монастырь, постареть.
И молиться у старых притворов печально и тонко,
Или, может, совсем не молиться, а эти же песенки петь.
Всё бывает не так, как мечтаешь под лунные звуки,
Всем понятно, что я никуда не уйду,
Что сейчас у меня есть обиды, долги, есть собака, любовница, муки,
И что всё это так, пустяки, просто дым без огня.
Здесь зима... На деревьях цветут снеговые улыбки...
Я не верю, что в эту страну забредёт Рождество.
По утрам твой комичный maestro так печально играет на скрипке,
И в снегах голубых за окном мне поёт Божество.
Мне когда-то хотелось иметь золотого ребёнка,
А теперь я мечтаю уйти в монастырь, постареть.
И молиться у старых притворов печально и тонко,
Или, может, совсем не молиться, а эти же песенки петь.
Всё бывает не так, как мечтаешь под лунные звуки,
Всем понятно, что я никуда не уйду,
Что сейчас у меня есть обиды, долги, есть собака, любовница, муки,
И что всё это так, пустяки, просто дым без огня.
«Колыбельная»
Лидочке Джонсон
Лидочке Джонсон
Очень простая и одновременно очень сложная для исполнения песенка Вертинского — «Колыбельная Лидочке Джонсон» — похожа, скорее, на гротескную юмореску или смешную игру с ребёнком.
Спи, мой мальчик!
Спи, мой чиж!
Мать уехала в Париж!
А! А! А! А! А! А!
Чёрный толстый таракан
Важно лезет под диван...
А! а, а. А! а, а,
От него жена в Париж
Не сбежит!
Нет, врёшь! Шалишь!
А! а, а. А! а, а,
Чей ты? Мой или его?
Спи, мой мальчик, ничего.
А! а, а. А! а, а.
А! А! А!
Спи, мой мальчик!
Спи, мой чиж!
Мать уехала в Париж!
А! А! А! А! А! А!
Чёрный толстый таракан
Важно лезет под диван...
А! а, а. А! а, а,
От него жена в Париж
Не сбежит!
Нет, врёшь! Шалишь!
А! а, а. А! а, а,
Чей ты? Мой или его?
Спи, мой мальчик, ничего.
А! а, а. А! а, а.
А! А! А!
«Бал Господен»
Издание представляет грустную песенку знаменитого Пьеро—Вертинского, предваряемую тремя эпиграфами:
Ты в поля отошла вез возврата,
Да святится Имя Твоё!
А. Блок
Я жених не пришедшей прекрасной Невесты,
Я смешной и усталый паяц.
С. Чёрный
Или, может, совсем не молиться,
А эти же песенки петь...
А. Вертинский
В пыльный маленький город, где Вы жили ребёнком,
Из Парижа весной к вам пришёл туалет.
В этом платье печальном Вы казались орлёнком,
Бледным маленьким герцогом сказочных лет.
В этом городе сонном Вы вечно мечтали
О балах и пажах, вереницах карет,
И о том, как ночами в горящем Версале
С мёртвым принцем танцуете Вы менуэт.
В этом городе сонном балов не бывало,
Даже не было просто приличных карет.
Шли года, Вы поблёкли, и платье увяло,
Ваше дивное платье «Maison Lavalette».
Но однажды сбылись мечты сумасшедшие,
Платье было надето, фиалки цвели...
И какие-то люди, за Вами пришедшие,
В катафалке по городу Вас повезли.
На слепых лошадях колыхались плюмажики,
Старый попик любезно кадилом махал...
Так весной, в бутафорском смешном экипажике
Вы поехали к Богу на бал...
Ты в поля отошла вез возврата,
Да святится Имя Твоё!
А. Блок
Я жених не пришедшей прекрасной Невесты,
Я смешной и усталый паяц.
С. Чёрный
Или, может, совсем не молиться,
А эти же песенки петь...
А. Вертинский
В пыльный маленький город, где Вы жили ребёнком,
Из Парижа весной к вам пришёл туалет.
В этом платье печальном Вы казались орлёнком,
Бледным маленьким герцогом сказочных лет.
В этом городе сонном Вы вечно мечтали
О балах и пажах, вереницах карет,
И о том, как ночами в горящем Версале
С мёртвым принцем танцуете Вы менуэт.
В этом городе сонном балов не бывало,
Даже не было просто приличных карет.
Шли года, Вы поблёкли, и платье увяло,
Ваше дивное платье «Maison Lavalette».
Но однажды сбылись мечты сумасшедшие,
Платье было надето, фиалки цвели...
И какие-то люди, за Вами пришедшие,
В катафалке по городу Вас повезли.
На слепых лошадях колыхались плюмажики,
Старый попик любезно кадилом махал...
Так весной, в бутафорском смешном экипажике
Вы поехали к Богу на бал...
«Пёс Дуглас»
В нашу комнату Вы часто приходили,
Где нас двое: я и пёс Дуглас.
И кого-то из двоих любили,
Только я не знал, кого из нас...
Псу однажды Вы давали соль в облатке...
Помните? Когда он заболел.
Он любил духи и грыз перчатки
Всегда Вас рассмешить умел.
Отравившись, Вы о нас забыли!
Перед смертью попрощаться не могли.
Господи! Хотя бы позвонили...
Просто к телефону подошли!
Мы придём на Вашу панихиду,
Ваш супруг нам сухо скажет: «жаль»...
И, тихонько проглотив обиду,
Мы с собакой затаим печать.
Вы не бойтесь! Пёс не будет плакать,
А, тихонечко ошейником звеня,
Он пойдёт за Вашим гробом в слякоть...
Не за мной! А впереди меня!!
Где нас двое: я и пёс Дуглас.
И кого-то из двоих любили,
Только я не знал, кого из нас...
Псу однажды Вы давали соль в облатке...
Помните? Когда он заболел.
Он любил духи и грыз перчатки
Всегда Вас рассмешить умел.
Отравившись, Вы о нас забыли!
Перед смертью попрощаться не могли.
Господи! Хотя бы позвонили...
Просто к телефону подошли!
Мы придём на Вашу панихиду,
Ваш супруг нам сухо скажет: «жаль»...
И, тихонько проглотив обиду,
Мы с собакой затаим печать.
Вы не бойтесь! Пёс не будет плакать,
А, тихонечко ошейником звеня,
Он пойдёт за Вашим гробом в слякоть...
Не за мной! А впереди меня!!
«Кокаинетка»
Странная для современного слушателя песенка с некоторым налётом старинной богемной «клубнички» — «Кокаинетка» — была впервые выпущена московским издателем Андржеевским, который, по воспоминаниям Вертинского, заработал себе целое состояние на нотах очень популярного «Печального Пьеро».
Опасные для здоровья и жизни наркотические свойства кокаина (вещества из листьев коки) в XIX веке ещё не были достаточно изучены. В начале ХХ века, уже зная о смертоносности наркотика, московская богемная тусовка (в которой вращался и Вертинский) всё ещё продолжала «баловаться» кокаином.
К счастью, современным цивилизованным леди и джентльменам уже не нужны никакие наркотики и, тем более, горжеточки: для того, чтобы ощутить состояние эйфории и полного музыкального фантазма, достаточно лишь спеть (или послушать) песенку Вертинского.
Сам автор, очевидно, впоследствии «стыдился» этой песенки и не оставил ни одной записи её исполнения (на пластинке); однако, всё же упоминает о ней в мемуарах.
Что Вы плачете здесь,
Одинокая глупая деточка,
Кокаином распятая
В мокрых бульварах Москвы?
Вашу детскую шейку
Едва прикрывает горжеточка,
Облысевшая, мокрая вся,
И смешная, как Вы.
Вас уже отравила
Осенняя слякоть бульварная,
И я знаю, что, крикнув,
Вы можете спрыгнуть с ума.
И когда Вы умрёте
На этой скамейке, кошмарная,
Ваш сиреневый трупик
Окутает саваном тьма.
Так не плачьте,
Не стоит, моя одинокая деточка,
Кокаином распятая
В мокрых бульварах Москвы.
Лучше синюю шейку свою
Затяните потуже горжеточкой
И ступайте туда, где никто
Вас не спросит, кто Вы!..
Опасные для здоровья и жизни наркотические свойства кокаина (вещества из листьев коки) в XIX веке ещё не были достаточно изучены. В начале ХХ века, уже зная о смертоносности наркотика, московская богемная тусовка (в которой вращался и Вертинский) всё ещё продолжала «баловаться» кокаином.
К счастью, современным цивилизованным леди и джентльменам уже не нужны никакие наркотики и, тем более, горжеточки: для того, чтобы ощутить состояние эйфории и полного музыкального фантазма, достаточно лишь спеть (или послушать) песенку Вертинского.
Сам автор, очевидно, впоследствии «стыдился» этой песенки и не оставил ни одной записи её исполнения (на пластинке); однако, всё же упоминает о ней в мемуарах.
Что Вы плачете здесь,
Одинокая глупая деточка,
Кокаином распятая
В мокрых бульварах Москвы?
Вашу детскую шейку
Едва прикрывает горжеточка,
Облысевшая, мокрая вся,
И смешная, как Вы.
Вас уже отравила
Осенняя слякоть бульварная,
И я знаю, что, крикнув,
Вы можете спрыгнуть с ума.
И когда Вы умрёте
На этой скамейке, кошмарная,
Ваш сиреневый трупик
Окутает саваном тьма.
Так не плачьте,
Не стоит, моя одинокая деточка,
Кокаином распятая
В мокрых бульварах Москвы.
Лучше синюю шейку свою
Затяните потуже горжеточкой
И ступайте туда, где никто
Вас не спросит, кто Вы!..